|
|
Становление советской власти и колективизация
на истории одной семьи
Судьба одной из
смольговских семей
Вспоминается, что в моём детстве, прошедшем
в одном из белорусских райцентров, у большинства сверстников были
дедушка и бабушка в деревне, куда они любили ездить в гости, на
каникулы, или просто за грибами. В нашей семье такого «своего» дома
в деревне не было. Позже я узнала причину этого: дом у моих дедушки
и бабушки отобрали, и они были сосланы на Урал. Как «кулаки». Читай:
как преступники. Будучи уверена, что мои дедушка и бабушка не могут
быть плохими людьми, всегда хотела найти ответ на вопрос: за что?
Объяснение моего отца: «за то, что отказались вступать в колхоз»
казалось мне неубедительным. Возможность самой разобраться в этом
появилась у меня уже в зрелом возрасте, когда я записалась в
читальный зал Минского областного архива, где и нашла документы
первых лет после Октябрьской революции 1917 года.
Неожиданно для меня самой рассказ о «раскулачивании»
семьи деда получился многостраничным – нашлось довольно много
документов этого времени, да и тема задела меня за живое – ведь
раскулачивание резко изменило и судьбу моего отца, в десятилетнем
возрасте сосланного вместе с родителями.
В 1918 году мой дед Василий Иосифович Михаловский
вернулся с фронтов Первой Мировой войны. Уходил в 1915 году он из
Смольгова защищать царя-батюшку и интересы Российской Империи, а
вернулся в Смольгов советско-большевистский, в государство - РСФСР.
Невозможно разобраться в причинах семейной трагедии, не
представив обстановку того времени. Мне хочется избежать
заштампованного изложения событий, вбитых в мою голову при изучении
официального курса истории СССР, а рассказать о своих (субъективных)
личных впечатлениях, полученных после изучения документов из
областного архива.
Итак, поднимемся чуть повыше Смольгова и посмотрим на
то, что происходило тогда в нашем крае, с высоты - не птичьего
полёта, а ещё выше – с орбиты околоземной космической станции, чтобы
вспомнить некоторые события истории почти уже вековой давности.
Только факты
25 октября 1917 года в Российской Империи произошла
вторая за год революция или, как сейчас пишут, Октябрьский
переворот, и власть у буржуазного Временного правительства отобрали
большевики.
Первая Мировая война ещё продолжалась.
Российско-германский фронт проходил по белорусской территории по
линии Пинск – Барановичи – Нарочь – Двинск. Слуцкий уезд (застенок
Смольгов был тогда именно в этом уезде), как и вся белорусская
территория, практически был прифронтовой полосой.
Воспользовавшись политической неразберихой в государстве противника,
впервые за два года позиционной войны, германские войска в феврале
1918 года перешли в наступление. Минск и интересующий нас Слуцкий
уезд были заняты противником. Линия фронта прошла через Гомель –
Рогачёв - Могилёв – Оршу – Полоцк.
3 марта 1918 года большевики заключают с Германией
знаменитый «Брестский мир», пожертвовав значительной частью
российских (белорусских) территорий. Вторая Мировая война
закончилась. Немцы отошли до линии «Брестского мира», прошедшей
через Брест – Слоним – Двинск.
Минск и Слуцк были освобождены – так написано в
официальных документах. А скорее всего, просто оставлены
отступившими германскими войсками, так как к этому времени короткого
безвластия относится провозглашение независимой Белорусской Народной
Республики 25 марта 1918 года.
Получившая независимость (с согласия Германии) Польша в
июле 1918 года решила вернуть белорусские территории, входившие
ранее в состав Речи Посполитой. Началась так называемая «белопольская
оккупация». Большая часть белорусской территории, в т.ч. Минск и
Слуцкий уезд, была занята поляками.
1 декабря 1919 года большевиками была провозглашена Белорусская ССР.
В июне 1920 года «белопольские» войска отступили под
натиском Красной Армии, и граница с Польшей вплоть до 1939 года
прошла всего на несколько километров западнее Минска.
С июля 1920 года на белорусской территории окончательно
установилась советская власть.
Подытожим смену власти на территории Слуцкого уезда с
января 1917 по июль 1920 года: царь – временное правительство –
большевики – Германия – БНР – большевики – поляки – большевики.
Это невероятно, но за три с половиной года власть в
интересующем нас Смольгове менялась восемь(!) раз.
Эпоха перемен в Смольгове
В 1918 году в Смольгове возникла новая семья: скромно
обвенчались в Доросинской церкви мои дедушка и бабушка: Василий
Иосифович Михаловский, 22-х лет, и Елена Яковлевна Масаковская,
20-ти лет.
На Востоке, кажется, у китайцев, есть проклятие,
примерный смысл которого: «Чтоб тебе жить в эпоху перемен!». Василию
и Елене не повезло: они угодили прямиком в эту эпоху.
Опустимся с воображаемой космической орбиты опять в
Смольгов и попытаемся представить, как отразились на жизни
небольшого застенка эти эпохальные события.
Первый период советской власти продолжался три месяца –
ноябрь, декабрь 1917 и январь 1918 года. Основополагающие декреты и
лозунги были объявлены, но в жизнь явно не успели воплотиться. В
земледелии – межсезонье: урожай собран, сеять ещё не надо.
Настороженно поглядывали смольговчане из окошек своих домов и ждали,
что же будет дальше.
А дальше, в феврале 1918-го, пришли немцы. Их власть
продолжалась около двух месяцев – февраль и март – в то же
земледельческое межсезонье.
Второе пришествие советсткой власти – с апреля 1918 по
июль 1919 года – продолжалось 1 год и 3 месяца.
Лейб-гвардии Измайловский полк, в котором служил мой
дед во время Первой мировой, был расформирован в апреле 1918 года.
Именно в это время Василий и вернулся в Смольгов, где его ждал
«женский батальон» сестёр от 24 до 18 лет во главе с матерью (отец
Василия, мой прадед, был убит молнией, когда сыну было всего девять
лет). Скорее всего, молодую жену Василий тоже привёл в родительский
дом.
Каждая власть характеризуется, прежде всего,
устанавливаемыми ею отношениями подвластного народа к земле и
средствам производства. Все мы знаем из учебников истории, что
лозунгами пришедших к власти большевиков были: «Заводы – рабочим!» и
«Земля – крестьянам!».
Что заводы с самого начала стали ничьими, т.е.
государственными, мы помним. Что земля после коллективизации,
проведенной в начале 30-х годов тоже, стала фактически ничьей –
тоже. Мне казалось, что сразу после революции землю всё-таки должны
были «просто так» раздать крестьянам в собственность. Может быть,
так оно и было, но никаких документов о раздаче земли крестьянам в
областном архиве я не нашла.
Какие проблемы в первую очередь волновали тогда власть,
можно судить по названиям руководящих документов того времени,
подшитых в фонде Погостского волостного ревкома (Смольгов
принадлежал тогда к Погостской волости):
«О реквизации звонкой монеты»;
«О чрезвычайном революционном налоге»;
«О реквизации продуктов»- почему-то о сборе всякого
утиль-сырья (ветоши, рогов и копыт);
«О назначении комиссаров в бывшие имения».
О земле - ничего не подшито.
Впечатление такое, что новая власть прежде всего хотела
что-то взять (отобрать) у народа, а не дать ему.
В Смольгове помещичьим имением «командовал» главный
арендатор (посессор), который взял всё имение у владельца в аренду и
роздал его – по участкам – более мелким арендаторам - крестьянам.
Эта земля им не принадлежала, но за долгие годы пользования стала
почти своей. Большевики пришли в апреле - это время посевной. Думаю,
что тогда просто разрешили каждому засеять свой участок.
Сбор урожая вряд ли был радостным: на горизонте
замаячило нехорошее слово – продразвёрстка. Видимо, какую-то
небольшую часть урожая оставляли, чтобы семьи могли дожить до
следующего года. Всё остальное реквизировало государство. Весной
1919 года снова посевная, и снова без радости – какая же это
собственность, если заранее знаешь, что урожай будет отобран?
А собирать урожай в августе пришлось уже при поляках,
которые прохозяйничали в Смольгове примерно 1 год. Польша была
буржуазным государством, поэтому, несомненно, частная собственность
на землю была восставновлена, и старые хозяева земли и имений
вернулись обратно.
В июне 1920 года советская власть установилась в третий
раз – теперь уже навсегда. В городе Слуцке и Слуцком уезде высшим
органом власти стал Военно-Революционный комитет. В небольшой папке
сохранившихся от его деятельности документов снова ищу те, которые
регулируют земельные отношения:
«О национализации земли помещичьих имений»;
«О порядке снятия и своза урожая текущего года в
помещичьих имениях»;
«О возвращении разбазаренного в имениях скота и всего
имущества»;
«О запрещении расхищения плодов из садов бывших
помещичьих имений»;
«О запрещении убоя скота».
Не удивительно, что разбирали бесхозное. А брошенный
хозяевами в имениях скот – он же ревёт голодный, просит, чтоб
покормили? А осыпающиеся и гниющие яблоки – лучше пусть пропадают? А
почему нужно брать разрешение, чтобы заколоть собственного кабана,
или это уже была реакция крестьян на создание первых колхозов?
Земля засеяна при поляках. Распоряжение ревкома от 23
июня гласит: арендаторы отдают оговоренную часть урожая владельцам,
а владельцы не смеют её трогать до особого распоряжения.
Хозяева земли снова сбежали. В имения, названные теперь
«советскими», назначены «ключевые управляющие».
Вот записка, направленная в Погостский волостной ревком
ключевым управляющим имения Погост М.Кононовичем:
«Несмотря на неоднократные распоряжения и приказы
председателям деревенских ревкомов, объявить жителям деревень,
прилегающих к Советским имениям, не производить потрав и не делать
хищений, несмотря ни на какие угрозы и репрессии, граждане деревень
продолжают делать потравы и производят хищения окон из домов, завес
от дверей и т.п., настоящим прошу Погостский волревком сделать
зависящие распоряжения о прекращении потрав и хищений, ибо граждане
деревень с каждым разом становятся всё нахальнее и ненасытнее в
своих аппетитах».
Народ ещё не привык к тому, что что-то может быть
общим, т.е. ничьим. Раз ничьё и никем не охраняется – можно брать,
это не воровство.
Документ 1920 года о раздаче земли «на часть»
крестьянам из народных имений: за использование земли рассчитывались
частью урожая – от 30 до 60 процентов, в зависимости от качества
земли и наличия собственных семян.
Вызывающее улыбку заявление граждан деревни Котов:
«Мы, граждане деревни Котов, желаем единолично
обсеменить землю озимым посевом в имении Котов».
Сбор урожая в 1920 году: Советская власть вернулась – с
нею вернулась и продразвёрстка. Все «излишки» опять были отобраны.
В марте 1921 года произошло очередное знаковое для
крестьян событие: продразвёрстка была отменена и заменена
продналогом. В каждом крестьянском хозяйстве была проведена
«ревизия» и сумма налога определена индивидуально, в зависимости от
количества земли и того, чем она засеяна, от количества
содержащегося скота и количества едоков в семье.
Держу в руках старенькую папку, наполненную заявлениями
крестьян (написанных карандашом на половинках, восьмушках и просто
обрывках бумаги). Суть всех заявлений – объяснение – да нет, просто
крик души - что налог на семью начислен ошибочно слишком большой,
для семьи «неподъёмный», и его нужно пересчитать – в сторону
уменьшения.
Просители подробно объясняли, какое у них хозяйство.
Практически у всех по 1-2 лошади и по 1-2 коровы, примерно по 5
десятин пахотной земли на семью, 2-3 головы мелкого скота. Сумма же
налога с такого хозяйства – примерно 200 рублей. Это стоимость
половины дома или двух хороших коров или лошадей.
На всех заявлениях резолюция: отказать.
Очень много заявлений, подобных этому:
«20 студзеня гэтага года ў мяне здох мой конь. Які
стаіц в налогавом лісту і за якого я павінен плаціц падатак але калі
ён здох то прашу выключыц яго із падатковага спісу і гэтым самым
паменшыць мне падатак. Прасіцель..."
Подшиты и несколько анонимок – доносов на соседей,
которым, по мнению анонимщика, сумма налога якобы занижена.
Одновременно началась борьба с зажиточным
крестьянством. «Наверх» потребовались данные: кто конкретно из
крестьян имеет земли больше, чем 40 десятин. Таких в Погостской
волости не оказалось вообще. Это понятно, если посмотреть данные о
количестве душ и площади обрабатываемой земли в Смольгове в 1920
году:
Большое Смольгово – 85 десятин – 144 души (бывший
застенок);
Малое Смольгово – 34 десятины – 133 души (бывшая
деревня).
Мои жили в Большом Смольгове. Получается, что при
примерном составе семьи 6 человек там проживало 24 семьи. Значит, на
семью приходилось по 3,5 десятины – в четыре раза меньше, чем
указано у каждого арендатора помещичьей земли в инвентаре имения
Смольгово 1877 года, найденном мною в Национальном историческом
архиве Беларуси.
Сельхозналог не являлся единственным побором, которое
государство взимало с крестьян. Была ещё страховка, культсбор, налог
на местные нужды – «самообложение». Молодое государство нуждалось в
деньгах, поэтому выпускались индустриальные и сельскохозяйственные
займы в виде обязательных к приобретению облигаций.
Цитата из протокола заседания Тальского сельсовета от 2
декабря 1828 года, на котором присутствовала председатель исполкома
Любанского райсовета рабоче-крестьянских и красноармейских депутатов
Купреева ( с 1924 года Смольгов вошёл в состав Любанского района).
Обсуждается вопрос о реализации облигаций 2-го индустриального
займа, на сельсовет их распределено на 600 рублей:
ДОКЛАДЧИК: Размеркаваная пазыка сярод
служачых рэалізавана поўнасцю, а сярод сялян усяго 65 руб. Гэта
тлумачыцца тым што гавораць няма грошай у нас.
КУПРЕЕВА: У кожнага селяніна ёсць дробязь у гаспадарцы,
якую можна прадаць і здабыць аблігацыю!
Фантасмагорическим апофеозом этих поборов
представляется сбор денег с крестьян в 1927 году по подписным листам
на строительство самолётов (?!) с названиями «Крестьянская
взаимопомощь» и «Ответ Чемберлену».
Жизнь молодой семьи
Как же выживала в этих условиях молодая семья, в
которой к этому времени было уже трое детей?
В 1919 году у Василия и Елены родился первенец –
мальчик, который умер, будучи младенцем. В октябре 1920 года у
молодых родителей родился ещё один сын – Владимир – мой отец. В1924
году родилась дочь Зинаида, а в 1927 году ещё одна дочь – Алимпиада.
От отца я слышала семейную легенду, что вернувшийся с
войны дед привёз кларнет (!?) и стопку червонцев. Может, это были
солдатские трофеи, а может, и накопления (солдаты за службу получали
жалованье). Думаю, что эти деньги были первым взносом молодой семьи
на строительство собственного дома.
Выживали, конечно, прежде всего, благодаря своему
трудолюбию. Дед Василий смолоду полюбил столярничать – выполнял
столярные работы при строительстве новых домов, мог изготовить
немудрящую мебель. Это приносило семье «живые» деньги. Елена к
работе, даже мужской, была приучена с молодости, прошедшей в семье,
где несколько лет не было мужчин. Выручала их, я думаю, и
крестьянская хитрость, и смекалка: если отбирают, надо суметь что-то
припрятать и оставить для семьи. Поэтому семья, начавшая практически
с нуля, к концу 20-х годов жила, по деревенским меркам, в достатке:
были сыты, обуты и одеты.
Кажется, не так уж много лет отделяет меня от дедушки и
бабушки. Однако, бабушки своей мне увидеть не пришлось – разошлись
мы с ней во времени. А дед только раз подержал меня, годовалую, на
коленях – когда в 1953 году приезжал к нам в Поставы. С трудом
собираю крупицы воспоминаний о них, очень хочется знать: какими же
они были, мои дедушка и бабушка? И вот какие «виртуальные» образы их
рисуются мне на основе документальных фактов из их жизни, скупых
воспоминаний очевидцев, нескольких фотографий и моих размышлений.
Дед Василий для меня - типичный «памяркоўны» беларус.
Думаю, что был умный и талантливый – на это указывает и внешний
признак, видный по фотографии – длинные пальцы рук, длиннее, чем
сама ладонь. Это свидетельствует о наличии у человека внутреннего
духовного мира, о том, что его интересы не сосредоточены только на
материальной стороне жизни. Откуда-то помню, что у деда был
музыкальный слух. Косвенное подтверждение этому – семейная легенда о
кларнете, привезенном с войны. То ли хотел дед научиться на нём
играть, то ли в армии служил в музыкальном взводе. В мирной своей
профессии достиг мастерства, стал столяром – мебельщиком, делал
очень приличную для своего времени мебель. Сохранившийся комод его
работы «под красное дерево» видела сама в доме тёти Лимы в Старых
Дорогах.
Думаю, что был дед негромким, спокойным, вряд ли когда
повышал голос. Думаю, что обладал он и какой-то врождённой
внутренней интеллигентностью, удерживающей от хамских поступков и
сквернословия, и внутренним чувством такта – умением не обидеть
человека ни вольно, ни невольно.
Вряд ли он предвидел страшные последствия сознательно и
убеждённо принятого им в1930 году решения, повлёкшего за собой
сломанные судьбы его и членов его семьи. Сожалел ли он впоследствии
о нём? Не знаю. Но обрушившиеся на него удары он принял с
достоинством и твердостью. И для своей семьи в самые трудные моменты
оставался опорой и кормильцем, несмотря на слабое здоровье.
Бабушка Лена… На «молодых» фотографиях заметна
припухлость у основания шеи и слегка выдающиеся глаза. Это признак
повышенной функции щитовидной железы, что влечёт за собой нервность,
повышенную раздражительность. Каждая, даже маленькая семейная
проблема принимается «близко к сердцу», вызывает бурные переживания.
Думаю, что в семье громко звучал, прежде всего, её голос. У неё,
физически крепкой, привычной к тяжёлому труду ещё с девичества, в
своей семье работы было не меньше. В дальнейшем её организм не
выдержал сначала физического, а затем и душевного перенапряжения,
что и привело её к ранней смерти.
Молодая семья вопреки всем внешним факторам проявила
живучесть, трудолюбие, сколотила свое крепкое хозяйство практически
на пустом месте. Такие люди всегда были опорой государства: сами
себя полностью обеспечивают и исправно платят налоги. Вместо этого,
исходя из коммунистической логики абсурда, государство объявило их
преступниками и начало уничтожать.
Как это происходило, проследим сначала по сохранившимся документам,
потом послушаем рассказ об этом очевидцев – дочерей Василия и Елены.
Хроника событий 1929-30 годов в Смольгове
В описываемый период времени сельское хозяйство
делилось на три сектора: колхозы и совхозы (около 1,5%), единоличные
крестьянские хозяйства и крупные «кулацкие» хозяйства. Семья деда
принадлежала к «единоличникам» По итогам 1928 года в масштабе
государства экономические показатели были несколько выше у
небольшого колхозно-совхозного сектора. Стране было нужно зерно –
одна из основных статей экспорта, «валюта», которой рассчитывались с
капиталистами за станки и машины. Возникла идея: чтобы получить
больше хлеба, нужно, чтобы в колхозы и совхозы объединились все
крестьяне. Это и обусловило форсирование темпов коллективизации в
1929-30 годах..
Как это происходило в нашем Смольгове?
9 июля 1929 года деда вызывают в Любань на заседание
окружной комиссии по сельхозналогу. Рассматриваются материалы по
индивидуальному обложению единоличных хозяйств по Любанскому району
(всего 102 хозяйства). По Юшковскому сельсовету в этом списке - дед
Василий и его шурин - Никодим Тамкович. Принятое решение
(правописание оригинала сохранено):
14. Гр-н в.Б.Смольгау Михайлоускага Васіля – дадаткова
абследаваць гаспадарку
Что же такого было в “гаспадарке” Василя, которую
собирались обследовать? Хотели найти что-то припрятанное? Примерный
перечень того, что было в его хозяйстве, есть только в справке о
реабилитации, выданной в 1992 году:
“...имущество, находящееся в доме, сарай, сад, пчелиная пасека,
сельхозинвентарь, крупный рогатый скот (кол-ва в деле нет)...”
По воспоминаниям моего отца, сына Василия и Елены, в
семье держали две коровы и одну лошадь. Даже как-то стыдно за
власть, которая посчитала это всё несусветным богатством.
21. Гр-н в.Б.Смольгау Тамковіча Нікадзіма – з
абкладаннем згадзіцца.
Сымонава Даручыць РПК дадаткова высвятліць ужыванне працоўнай сілы і
яе фактычную колькасць
А вот по этому решению видно, что заседание обсуждало
не столько сумму начисленного сельхозналога, сколько использование
наёмной рабочей силы – вот это было главным “преступлением”.
Вспоминается документ из исторического архива –
ревизские сказки Слуцкого уезда за 1795 год, где мне посчастливилось
найти и своих предков Масаковских. Кроме состава семьи и сословия,
там было указано отношение к земле – “оседлость”, а также источник
существования – чем кормится семья. У оседлых :“хлебопашество”, а у
неоседлых, не имеющих ни своей, ни арендованной земли, в этой графе
была запись: “кормится с найму в деревне”. Думаю, это было, как
сейчас говорят, взаимовыгодное сотрудничество, а не преступление
одних против других.
Цитата из раздела “Коллективизация” интернет-сайта
BELORUS.BY:
« В январе 1930 г. всем окружкомам и райкомам
КП(б)Б был разослан секретный циркуляр «О ликвидации кулачества как
класса»…Директивами центральных органов управления, принятыми в
январе─феврале 1930 г., количество раскулаченных по районам
определялось в 3─5 % всех крестьянских дворов, а по республике в
целом – 4,2 % (34 тыс.), что было значительно больше реального
количества зажиточных хозяйств (около 2 %) До 20 % раскулаченных
высылались в лагеря, остальных 80 % расселяли за пределами колхозов.
В раскулаченные попадали середняки и бедняки, которые не хотели
вступать в колхозы. В некоторых районах процент раскулаченных
достигал 15, а лишенных избирательных прав, что сопровождалось
лишением всех политических прав и социальных гарантий, – 20 %
крестьян»
«30 января 1930 года Политбюро утвердило подготовленный
специальной комиссией текст постановления ЦК ВКП(б) "О мероприятиях
по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации".
Постановлением предписывалось провести конфискацию у кулаков средств
производства, скота, хозяйственных и жилых построек. Хозяйственное
имущество и постройки передавались в неделимые фонды колхозов»
Рассматривая исполкомовские документы за 1929-30 годы,
видишь воочию, как механизм местной районной власти, “стимулируемый”
сверху, работал все с большим и большим ускорением. От заседания к
заседанию протоколы Любанского исполкома становятся всё объёмнее, к
началу 1930 года каждый - на десятках листов. Заседания проходили
ежедневно, вопросов (в основном мелких) решалось всё больше и
больше. Создавалось такое впечатление, что исполком заседал день и
ночь, и также непрерывно работала машинистка.
Листаю многостраничный протокол № 61 от 3 февраля 1930
года заседания Президиума Любанского райисполкома. Среди множества
рядовых вопросов, большинство из которых – наложение индивидуальных
штрафов за “самагонакурэньне”, “лесапарушэньне”, “зарэз маладняка” и
т.п., и этот:
СЛУХАЛІ: аб зацвярджэнні калгаса в.Смольгава Юшкаўскага
сельсавета
“Ленінскі шлях”.
ПАСТАНАВІЛІ: Зацвердзіць, адначасова прапанаваць калгасу змяніць
назву.
Видимо, эта рекомендация в суматохе была забыта, потому
что название сохранилось вплоть до 90-х годов 20 века. Кстати,
сменить название было предложено ещё одному колхозу – «Имени
Сталина».
4-м февраля 1930 года датирован список лиц, лишённых
избирательных прав по Юшковскому сельсовету, где дед уже
окончательно превращается из единоличника в кулака. Оказывается, он
тоже не смог обойтись без помощника в хозяйстве, как и его шурин
Томкович.
26. Міхаіловскі Васіль Язэпаў
Прычына пазбаўлення ВП – як кулацкая гаспадарка
“індывідуальна” ужываў наём працы
Дакументы, на падставе якіх падлягае пазбаўленню ВП – Арт.32 п.2
27. Міхаіловская Алена – жонка кулака Міхаіловскага
Слово “індывідуальна” скорее всего означает, что
помощник в хозяйстве деда был только один. Такое ощущение, что за
дедом следили и ждали: когда же он “проколется”. Но на дворе же
февраль, сельхозработ – практически никаких не было. Значит, кто-то
“настучал”, что во время страды Василий приглашал помощника.
Десять причин лишения избирательных прав из этого же
документа:
Прычыны пазбаўлення выбарчых правоў:
1) Ужыванне наёмнай працы з мэтай набыцця прыбытку
2) Гандляр ці пасрэднік
3) Жыве на непрацоўны прыбытак
4) Служыцель рэлігійнага культу
5) Быўшы дабраволец ці афіцэр белых армій
6) Быўшы служачы паліцыі, жандармерыі і г.д.
7) Звар’яцелы ці падапечны
8) Асуджаны
9) Пазбаўленне правоў у парадку арт.33 Інструкцыі
10) Член сям”і – утрыманец, пазбаўлены выбарчага права як_____
Держу в руках папку с протоколами заседаний
президиума(!) и пленумов (очень солидно!) Юшковского сельского
совета, в состав которого входила и деревня Смольгово. Деревенский
сельсовет проводил свои “пленумы” также ежедневно, но такого накала
страстей, как в райисполкоме, в их протоколах не
чувствуется.Чувствуется равнодушие, “абыякавасць” и “обязаловка”.
Протокол пленума Юшковского с/с от 8 февраля 1930 года.
Выступают:
СОБАЛЬ: Аб працы калгаса “Ленінскі шлях”(созданного три дня назад)
што спаць ня трэба, а прыступаць к хутчэйшаму абагульненьню збожжа і
інвентара.
БОНДАР: Усё добра, але кепска, што бедната вёскі М.Смольгава не
ўвайшла ў калгас. Трэба правесьці больш працы па ўцягненьню.
БАХАНОВІЧ: Які зазначыў, што работы па (сководу?) у сэнсе
калектывізацыі прароблена значна, гэта відаць з лічбы 6 калгасаў, як
і па пляну. Але...бедната і актыў вёскі не ўцягнуты ў калгас. (А кто
же тогда “втянут”?)
После обсуждения конкретных вопросов добавлен вопрос, производящий
впечатление “дежурного”:
СЛУХАЛІ: Аб ліквідацыі кулацтва як кляса.
ПАРАШЫЛІ: Старшыням (?) дагаварыцца з РВК аб скарэйшай ліквідацыі
кулацкіх гаспадарак і передачы маёмасці у калгас.
И вот, наконец, самый главный документ: протокол № 63
от 9 февраля 1930 года заседания фракции и президиума Любанского
райисполкома
СЛУХАЛІ: Аб вылучэньні упаунаважанных по канфіскацыі маёмасці у
кулацкіх
гаспадарках па сельскім саветам.
ПАСТАНАВІЛІ: Упаунаважаннымі ад РВК вылучыць т.т. у наступныя
сельскія саветы:
...
2) Юшкаускі с/с – ЛАПІЦКАГА;
...
СЛУХАЛІ: Хаданіцтва Юшкаускага с/с аб канфіскацыі маёмасьці кулацкіх
гаспадарак пражываючых на абшару Юшкаускага с/с за разбазарываньня
маёмасьці і правядзеньня імі шкоднай працы, супроць правадзімых
мерапрыемств.
ПАСТАНАВІЛІ: У сувязі з тым, што кулакі пражываючыя на абшару
Юшкаускага сельсавету злачынна разбазарываюць сваю маёмасьць, чым у
значнай ступені уплывалі на астатнюю частку вёскі хаданіцтва
сельскага савету аб канфіскацыі маёмасці – задаволіць утварыу
канфіскацыю у наступных кулацкіх гаспадарках:
1) МІХАЛОУСКАГА Васіля – Б.Смольгава
2) ТАМКОВІЧА Нікадзіма – в.Смольгава...
... и ещё 10 фамилий, из них 8 - смольговцы, из них – 5
семей ТАРАСЕВИЧЕЙ.
Не прошло и суток с момента проведения пленума
Юшковского сельсовета (а ведь надо было ещё отпечатать протокол и
довезти его в Любань в РВК), как вялая просьба “снизу” была
удовлетворена высоким начальством. Как следует из протокола,
аналогичные просьбы поступили одновременно из Тальского, Яменского и
Осовецкого сельских советов. Инициатива “снизу” была успешно
сымитирована!
Кулаками были признаны 40 % смольговских семей, а среди
раскулаченных по Юшковскому сельсовету более 80% составляли жители
Смольгова. Вот так кулацкий оплот, удивительно, что его вообще не
снесли с лица земли! И как же должны были жить крестьяне остальных
деревень Юшковского сельсовета, если наличие в крестьянском
хозяйстве коровы и лошади признавалось непозволительной роскошью?
Главный удар был нанесен, оставалось только практически
осуществить мероприятие. Видимо, обстановка тогда накалилась
настолько, что членам Юшковского сельсовета стало не до ежедневных
заседаний “пленумов” и “президиумов”. Никаких бумаг вплоть до 1
марта, когда секретарь сельсовета сделал было попытку изобразить
протокол, в котором после решений о наложении штрафов за зарез скота
(ну не хотелось людям отдавать в колхоз своё, хоть и “добровольно”!)
:
“...і прасіць РВК даць дапамогу з боку міліц..(неразб.) для
скарэйшага спо.. (неразб.)»
Дальше перо «поехало» - похоже, что уставший человек,
пытавшийся написать протокол, задремал. А назавтра очередные бурные
события опять втянули его в свой водоворот, и на ближайший месяц
стало не до протоколов.
Вернёмся опять в Любанский райисполком. Его членам тоже
явно не до заседаний, после ежедневной бурной активности в начале
февраля наступил перерыв на целый месяц. Только 5 марта 1930 года
составляется протокол без номера написанный размашистым торопливым
почерком. Заседание фракции Любанского исполкома посвящено
“зацверджаньню сьпісаў на высяленньне кулацкіх гаспадарак”. Это
единственный сохранившийся в фонде Любанского райисполкома документ,
касающийся непосредственно выселения кулаков.
Человек, писавший этот протокол, явно находился в
состоянии сильного нервного возбуждения: много исправлений,
белорусский и русский языки перемешиваются, некоторые слова
нечитаемы, многие стоят в неправильном падеже. Ощущение такое, что
человек понимал, что участвует в неправом деле, совершает
преступление против невиновных людей. Или за плечом его стоит
вооружённый представитель силовой структуры, как сейчас говорят, и
держит его в состоянии страха.
В документе перечислены фамилии глав выселяемых семей
только по Яминскому, Редковскому и Реченьскому сельсоветам (среди
них – две женские). Естественно, семьи деда в этом списке нет –
Смольгов был на территории Юшковского сельсовета. Но
“уполномоченные” для выселения кулаков (по Юшковскому сельсовету это
некто Тишкевич), как и по всем остальным десяти сельсоветам
Любанского района - в этом протоколе назначены. Видимо, это
мероприятие по району было общим – одним махом выселяли всех сразу.
Леденящие душу фразы – подробности этого страшного мероприятия из
протокола:
“Прасіць акруговую тройку уключыць у сьпісы на высяленьне 2
катэгорыі”
Раскулачиваемых делили на три категории. К
первой относился "контрреволюционный актив" - участники
антисоветских и антиколхозных выступлений (они сами подлежали
аресту, а их семьи - выселению в отдалённые районы страны). Ко
второй – «крупные кулаки и бывшие полупомещики, активно выступавшие
против коллективизации» (их выселяли вместе с семьями в отдаленные
районы). И, наконец, к третьей - "остальная часть" кулаков (она
подлежала расселению специальными поселками в пределах районов
прежнего своего проживания).
В то, что дед «активно выступал» ещё можно поверить, но
чтоб он с его скромным хозяйством был «крупным кулаком и бывшим
полупомещиком» - это уже просто абсурд.
“Аб”явіць высяляемым кулакам за тры дні да высяленьня...”
Судя по тому, что дед Василий в день выселения был на
заработках в соседней деревне – его вообще официально не
предупредили. А слухам он решил не верить.
“У віду аддаленасьці М.Гарадзячыцкага і Ніжынскага (имеются ввиду
сельсоветы) зрабіць адпачынак на 2 (цифра много раз зачёркнута и
переправлена) часа у м. Любані...”
Видно, члены исполкома очень боялись, что их заподозрят
в сочувствии к выселяемым, поэтому свели время отдыха к минимуму –
лошадям-то надо дать отдых, покормить и попоить – они же вне
политики.
Ближайшая железнодорожная станция была в Уречье. От
Нижина через Любань – более 50 км. От Смольгова до Уречья – примерно
25 км, прямая дорога - в Любань заезжать не надо.
“Прапанаваць т.Лазевулькину (?) (неразб.) з... 11/3 ночью
забяспечыць карел (караул?) на ...пункце, т.Стоцкаму к гэтаму часу
атайміць народам...”
Судя по этой дате, состав на ж/д станцию должен быть
подан утром 12 марта. Значит, выселение началось утром 11 марта,
одновременно во всех деревнях района. Интересно, сколько времени
дали людям на сборы? Ехали на подводах по рыхлому мартовскому снегу,
вряд ли быстрее скорости пешехода. Так что доехали только к вечеру.
Где провели ночь? Что представлял из себя этот “пункт”? Была ли
крыша над головой? Или оглушённая свалившимся горем крестьяне с
детьми мёрзли на площади на подводах, под сочувствующими взглядами
согнанных сюда для “атаймлення” людей?
Я уже упоминала, что по предыдущему протоколу, от 9
февраля, в списке “раскулачиваемых” было 10 смольговских семей.
Сосланы же были только две семьи: мои Михаловские и одна из семей
Тарасевичей. Семья Никодима Тамковича, фамилия которого в каждом
протоколе стоит рядом с дедовой, был просто переселен в другую хату.
Собственно “раскулачивание” семьи деда (выселение из дома и отъём
всего имущества), как я поняла по рассказам тёти, было осуществлено
только в день высылки семьи. Отсюда возникает вопрос: почему именно
Михаловские и Тарасевичи? Видимо, после указания об организации
колхоза “Ленинский шлях”, в течение месяца в Смольгове усиленно
велась агитация, равнодушных к которой не было. Но можно тихонько
обсуждать принудительный сгон в колхоз у себя в хате, не вынося сор
из избы, а можно в открытую выражать свою точку зрения. Дед, скорее
всего, принадлежал к числу последних.
Думаю, что служба в гвардии, пребывание в Петербурге и
фронтовая закалка были для деда университетами, давшими ему
колоссальный жизненный опыт, сформировавшими его мировоззрение,
самосознание и самоуважение, его твёрдую жизненную позицию. В это же
время приходили письма от брата, несколькими годами ранее
эмигрировавшего в США, устроившегося на работу и благополучно
живущего результатами своего личного труда, что тоже расширяло
горизонты его сознания.
Видимо, не тронули тех, которые сочли за благо сдаться
на милость властям и пойти в колхоз. А дед открыто выступал против
этого, казавшегося ему совершенно абсурдным мероприятия, и до
последнего дня, и не верил, что есть какая-то сила, которая заставит
его изменить своим убеждениям.
И последняя цитата из мартовского протокола :
СЛУХАЛІ: Аб стварэньні камісіі па (праверцы устаноў у
процівапажарных)
Інфармацыя аб падпалах у калгасах 1 жніўня і Камуне Т.В.О.
(т.КУПРЭЯВА гаворыць (зачёркнуто))
УХВАЛІЛІ: Адзначыць што у апошні час у сувязі з абастрыўшыйся
клясавай
барацьбой на вёсцы( учашчаюцца) (зачёркнуто) ёсць выпадкі падпалаў
калгаснай маёмасці...
Чем же «поживился» колхоз «Ленінскі шлях», какое
имущество, отобранное у двенадцати смольговских семей, составило
материальную основу колхоза? Об этом рассказывает ещё один документ,
касающейся бывших кулаков, подшитый в деле № 6а “Кулацкая маёмасць”.
Сведения поданы в райисполком “задним числом”, в июне 1930 года -
через три месяца после проведения “мероприятия”. Прошло три месяца,
это было уже не столь важно, но для галочки бумага должна быть
подшита.
Перечень составлен с крестьянской обстоятельностью:
приведена оценочная стоимость отобранного жилья, скотины, вещей и
даже клички животных.
У двенадцати раскулаченных в Смольгове семей были
отобраны 7 домов и 2 хаты. Самые дорогие дома оценивались в 400 –
600 рублей. Самая дешёвая хата, понадобившаяся колхозу, оценена в 70
рублей.
На двенадцать семей пришлось 8 отобранных лошадей и 14
коров, переданных колхозу. Сердце сжимается от боли и обиды у
читающего этот мартиролог домашних животных:
Жэрабец “Васька” – 3 гады – каштан-лысы – 200 руб.
Конь “Цыган” – 9 гадоў – вараны – 100 руб.
Жэрабец “Нэгус” – 1 год – гнеды – 10 руб.
Жэрабец “Мальчік” – 2 гады – рыжа-лысы – 15 руб.
Кабыла “Венера” – 5 гадоў – сівая – 150 руб.
Кабыла “Сініца” – 14 гадоў – гнедая – 30 руб.
Кабыла “Балаголка” – 12 гадоў – гнедая – 100 руб.
Кабыла “Лявоніха” – 9 гадоў – буланая – 70 руб.
Кабыла “Маргарыта” – 18 гадоў – сівая – 50 руб.
Каровы:
“Куніца” – чорна-лысая – 90 руб.
“Лісіца” – красная – 60 руб.
“Зеўзюля” – красная – 15 руб.
“Пчолка” – рабая – 10 руб.
Дальше идут Пакаёўка, Рагуля, Красуля, Галуза, Рабка,
Паненка, Сініца, Графіня, Ластаўка – сколько любви, уважения к
кормилицам крестьянских семей вложено в эти имена!
Похоже, что «абагульненных» свиней колхоз решил не
выращивать. В примечании напротив каждого кабана стоят слова: «прапаў
па несвядомай прычыне», «заколены дзеля батракоў», «упаў (здох)», «даколены
(была перабіта нага)».
Если «колы някутыя», «палазныя сані» и «брычку летнюю»
можно ещё с натяжкой отнести к средствам производства, то как
воспользовался колхоз вот этим имуществом:
Койка – 4 шт. – 10 руб.50 кап.
Камод – 1 шт. – 15 руб.
Часы сцен. – 2 шт. – 20 руб.
Абажур – 3 шт. – 75 кап.
Зеркала бальшое – 40 руб.
Сундук – 10 руб.
Бутля – 1 руб.
Трохместн. крэсла – 30 руб.
Швейная машына – 100 руб.
Не знаю, какие из коров и лошадей были в хозяйстве
дедушки и бабушки, но что единственная конфискованная в Смольгове
швейная машина была из дома Михаловских, знаю точно со слов моего
отца.
Что ж, чёрное дело сделано: семьи с маленькими детьми
выброшены из своих домов и отправлены в какую-то тьмутаракань за то,
что не захотели отдавать своё.
После окончания выселения в исполкоме и сельсовете
возобновляются заседания, строчатся очередные “важные” бумаги, в
которых ни единым словом не упоминается об этом насилии, совершённом
над людьми. Как будто участники этого мероприятия, изо всех сил его
замалчивая, старались не вспоминать то, что они делали в это
страшное утро по указке сверху, пытались стереть это из своей
памяти. Люди, совершившие что-то гадкое, аморальное - несмотря на
уверения официальной пропаганды, что всё это правильно – молчанием
своим и закрыванием на это глаз пытаются притвориться, что ничего
этого не было. Упорно замалчивая это, они уподобляются чистоплотной
кошке, которая, вступивши лапкой во что-то смердючее, всё лижет и
лижет эту лапку, пытаясь избавиться от неприятного запаха…
И только три невручённые повестки, три одиноких
пожелтевших листочка, аккуратно подшитые в папке по призыву юношей
1908 года рождения, напоминают об этом. Один из адресов:
«д.Смольгов Юшковского с/с, Тарасевичу Стефану Григорьевичу»
На каждом из трёх листков одно короткое слово:
«выслан»…
Так закончилась первая волна насилия и репрессий в
Смольгове.
Увы, она не стала последней. За ней последовали вторая
– в 1931 году, третья – в 1933-м, четвёртая – в 1937-м. Чудовищная
машина продолжала перемалывать свои жертвы, и от её жерновов не
спасало ни вступление в колхоз, ни молчание, ни перемена места
жительства.
Смольговский мартиролог
(составлен по материалам сайта “Жертвы политических репрессий”)
Гуринович Сергей Александрович
Родился в 1869 г., д. Смольгово Любаньского р-на; белорус;
образование н/начальное; крестьянин, единоличное хоз-во. Проживал:
Минская обл., Любаньский р-н, д. Смольгово.
Арестован 29 января 1931 г.
Приговорен: Коллегия ОГПУ 7 февраля 1932 г., обв.: 58-6, -10 УК
РСФСР - агент польской разведки.
Приговор: 3 года высылки Реабилитирован 31 мая 1989 г. Прокуратура
БВО
Источник: Белорусский "Мемориал"
Тарасевич Андрей Варламович
Родился в 1895 г., д. Б. Смольгово Любанского р-на Бобруйского
округа; белорус; образование н/начальное; колхозник, Колхоз.
Проживал: Минская обл., Любанский р-н, д. Б. Смольгов.
Арестован 27 марта 1930 г.
Приговорен: "тройка" 15 апреля 1930 г., обв.: 72 УК БССР - а/с
агитация, бандитизм.
Приговор: высылка (срок не указан) Реабилитирован 30 апреля 1989 г.
Прокуратура Минской обл.
Источник: Белорусский "Мемориал"
Тарасевич Федор Михайлович
Родился в 1885 г., д. Смольгово Любаньского р-на; белорус;
образование н/начальное; крестьянин, единоличное хоз-во. Проживал:
Минская обл., Любаньский р-н, д. Смольгово.
Арестован 17 января 1931 г.
Приговорен: Коллегия ОГПУ 7 февраля 1932 г., обв.: 58-2, -11 УК
РСФСР - а/с деятельность.
Приговор: 3 года ИТЛ, отбыв.: Амурлаг, освоб. 11.10.1933
Реабилитирован 13 июня 1969 г. Военный трибунал БВО
Источник: Белорусский "Мемориал"
Гуринович Михаил Сергеевич
Родился в 1907 г., д. Смольгово Любаньского р-на БССР; белорус;
образование н/высшее; студент, Минский дорожный институт. Проживал:
Минская обл., Любанский р-н, д. Смольгово.
Арестован 10 марта 1933 г.
Приговорен: "тройка" 27 апреля 1933 г., обв.: 72, 76 УК БССР - А/с
деятельность.
Приговор: 8 лет ИТЛ Реабилитирован 27 мая 1989 г. Прокуратура БССР
Источник: Белорусский "Мемориал"
Вечер Михаил Иванович
Родился в 1915 г., д. М. Смольгово Любаньского р-на БССР; белорус;
образование н/среднее; крестьянин, единоличное хоз-во. Проживал:
Минская обл., Любанский р-н, д. М. Смольгово.
Арестован 26 февраля 1933 г.
Приговорен: "тройка" 27 апреля 1933 г., обв.: 72, 76 УК БССР - А/с
деятельность.
Приговор: 3 года ИТЛ Реабилитирован 27 мая 1989 г. Прокуратура БССР
Источник: Белорусский "Мемориал
Вечер Павел Иванович
Родился в 1913 г., д. М. Смольгово Любаньского р-на БССР; белорус;
образование н/среднее; крестьянин, единоличное хоз-во. Проживал:
Минская обл., Любанский р-н, д. М. Смольгово.
Арестован 26 февраля 1933 г.
Приговорен: "тройка" 27 апреля 1933 г., обв.: 72, 76 УК БССР - А/с
деятельность.
Приговор: 5 лет ИТЛ Реабилитирован 27 мая 1989 г. Прокуратура БССР
Источник: Белорусский "Мемориал"
Волотовская Федора Андреевна
Родилась в 1899 г., д. М. Смольгово Любаньского р-на БССР;
белоруска; неграмотная; крестьянин, единоличное хоз-во. Проживала:
Минская обл., Любанский р-н, д. М. Смольгово.
Арестована 26 февраля 1933 г.
Приговорена: "тройка" 27 апреля 1933 г., обв.: 72, 76 УК БССР - А/с
деятельность.
Приговор: 3 года ИТЛ Реабилитирована 27 мая 1989 г. Прокуратура БССР
Источник: Белорусский "Мемориал
Тамкович Никодим Самсонович
Родился в 1890 г., д. Боровая Стародорожского р-на Минской обл.;
белорус; образование н/начальное; плотник, Стройплощадка 5 УВСР-71.
Проживал: Минская обл., Стародорожский р-н, д. Боровая.
Арестован 19 июля 1937 г.
Приговорен: "тройка" 7 августа 1937 г., обв.: 72 УК БССР - а/с
агитация, член а/с группировки.
Приговор: 10 лет ИТЛ, отбыв.: Сиблаг г.Мариинск Реабилитирован 28
декабря 1989 г. Прокуратура Минск.обл.
Источник: Белорусский "Мемориал"
Кудиновская Анна Иосифовна
Родилась в 1894 г., д. Лясковичи Глусского р-на Минской обл.;
белоруска; образование н/начальное; колхозница, К-з"Ленинский Путь".
Проживала: Минская обл., Любанский р-н, д. Смольково.
Арестована 24 августа 1937 г.
Приговорена: "тройка" 24 сентября 1937 г., обв.: 24-68 УК БССР - а/с
агитация.связь с польскими шпионами.
Приговор: 8 лет ИТЛ, отбыв.: Белбалтлаг, Каргопольлаг, освоб.
01.04.1943 Реабилитирована 20 марта 1989 г. Прокуратура БВО
Источник: Белорусский "Мемориал"
Масаковский Парфирий Иванович
Родился 16.02.1886, д. Смольгово Любаньского р-на БССР; белорус;
образование начальное; колхозник, Колхоз "Ленинский шлях". Проживал:
Минская обл., Любанский р-н, д. Смольгово.
Арестован 23 января 1937 г.
Приговорен: судебный орган 20 апреля 1937 г., обв.: 72а УК БССР -
а/с агитация.
Приговор: 6 лет ИТЛ, 3 г.пораж.в правах Реабилитирован 18 апреля
1990 г. Президиум Верховного Суда БССР
Источник: Белорусский "Мемориал"
Масаковский Антон Иванович
Родился 09.01.1883, д. Смолева Любанского р-на Минской обл.;
белорус; образование н/начальное; колхозник, К-з"Рассвет". Проживал:
Минская обл., Старобинский р-н, д. Саковичи.
Арестован 6 января 1938 г.
Приговорен: "тройка" 8 января 1938 г., обв.: 72 УК БССР - А/с
агитация.
Приговор: ВМН, конфискация имущества Расстрелян 3 февраля 1938 г.
Место захоронения - Минск. Реабилитирован 15 апреля 1989 г.
Прокуратура БССР
Источник: Белорусский "Мемориал"
Хождение по мукам – год 1930-й
В 1929 году, как раз перед ссылкой, заезжий фотограф
запечатлел «кулацкую семью» Михаловских на собственном подворье в
полном составе. По воспоминаниям моего отца, в семейном хозяйстве
«из крупного» в это время было: две лошади, две коровы и швейная
машина. Вот на этой-то кулацкой швейной машине и сшиты наряды всех
членов семьи. Правда, на Василии, похоже, ещё военный френч. А
бабушкин наряд явно скомбинирован из двух старых платьев. Но зато
все обуты, босиком только маленькая Липочка, безмятежно
разглядывающая незнакомого дядьку, пообещавшего, что сейчас «вылетит
птичка». Упитанными они не выглядят, скорее, не совсем худыми.
Впечатление по фотографии: жизнь на грани между скромным достатком и
откровенной бедностью.
 Міхайлоўскі
Васіль Іосіфавіч, яго жонка Алена Якаўлеўна, сын Уладзімір (9
гадоў), дачка Зіна (5 гадоў) дачка Ліпачка (2 гады). Здымак
зроблены летам 1929 года, за паўгода да высылкі сям'і.
Есть ещё одна семейная легенда: что деду предложили
стать председателем смольговского колхоза, а он отказался. По моим
сегодняшним представлениям, сформированным фильмами и книгами об
эпохе коллективизации, в председатели колхоза должны были выдвинуть
активиста, заводилу, ярого сторонника советской власти, коммуниста,
наконец. Дед Василий этим ярлыкам совершенно не соответствовал. А
может, в Смольгове и не было таких активистов – все были примерно
середняками, поэтому выбрали одного из самых деловых и «башковитых»,
который на глазах у всех выстроил своё хозяйство практически с
полного нуля, выбился в люди, достиг уровня «как у всех»? Нет, не
могу в это поверить. Выбирали же не смольговцы, выбирала Власть.
Как это всё происходило, неоднократно рассказывала мне
моя тётя, Зинаида Васильевна, дочь Василия и Елены. Дед Василий был
хорошим столяром, и в этот страшный день, когда семье было объявлено
о «высылке в 24 часа», находился на работе, в соседней деревне, где
с бригадой других мастеров строил дом. Там же его и арестовали. В
тот же день погрузили на подводу семью, и, не дав собрать вещи,
повезли в неизвестность. Встретился Василий с семьёй только на
железнодорожной станции скорее всего, в Уречье.
Елена с сыном Володей уже была в товарном вагоне вместе
с другими семьями. Девочки, Зина и Липа, были на руках у
родственников – страшно везти маленьких в неизвестность. Тут дед
произнёс историческую фразу, которая всем запомнилась: «Моя семья
должна быть там, где и я!» и забрал девчонок в вагон.
Ехали до места ссылки в набитом людьми товарном вагоне долго, целый
месяц. Полуголодными, потому что, в отличие от некоторых других
семей, продовольствия с собой не взяли. Видимо, какой-то баландой
едущих всё же кормили. Место назначения узнали только по приезде:
Пермская область, Соликамский район, станция Половинка, трудпосёлок.
Сейчас на месте, где поселяли ссыльных, образовался
город Углеуральский, а Половинка-Чусовская – железнодорожная станция
в его пригороде..
Михаловских вместе с частью других ссыльных высадили,
Тарасевичей повезли дальше.
Оглянулись вокруг: чистое поле, с одной стороны сопки,
с другой – река, с третьей – лес. Жилья – никакого.Василий построил
для семьи шалаш из досок и веток, в нём первое время и жили. Очень
мучил голод – есть было вовсе нечего. Пятилетняя Зина нашла за одним
из шалашей кучку выброшенных кем-то остатков свеклы. Наелась с
голодухи до рвоты, да так, что потом есть свеклу долго не могла,
будучи совсем взрослой.
Вспоминает тётя Зина: дети очень боялись медведей,
живших в лесу, на горах. Особенно после того, как в речке, на
водопое, увидели корову с рваными ранами на боку, которую пытался
задрать медведь. Забегут на гору в кусты (наверное, в поисках
чего-нибудь съедобного), чуть какой шорох услышат – все гурьбой вниз
с истошными криками: «Медведь! Медведь!».
Мой отец, всю жизнь считая ссылку родителей позорным фактом
своей биографии, практически никогда мне об этом не рассказывал.
Только сейчас смутно проклёвывается в моей памяти давний рассказ
папы о том, как он шёл один по тропинке между сопок, и вдруг впереди
него на дорогу кубарем скатился довольно приличных размеров
медвежонок, сел на дороге и стал его разглядывать. И советы папы:
чтобы медведь не тронул, надо обязательно лечь и не шевелиться,
притвориться мёртвым. Папа не ложился на дорогу, он просто задал
стрекача. Вспоминаю моё тогдашнее недоумение: какие сопки? какие
медведи? где и когда это было?
Все ссыльные взрослые – и мужчины, и женщины - должны
были работать, а единственный выходной – обязательно проводить на
лесоповале, заготавливая брёвна для строительства бараков. Место,
где впоследствии жила семья, называлось: капитальная шахта №2,
Трудпосёлок, дом 154/1. Шахтёрам платили больше других, но у Василия
было больное сердце, под землёй он работать не мог. Поэтому
занимался привычным столярничеством. Елена тоже работала - токарем
по дереву.
Сослали семью в начале марта, добрались до места в
апреле. Через несколько месяцев, с наступлением холодов, ссыльных
переселили в бараки – одна комната на четыре семьи, в каждом углу -
по семье. Зарплату ссыльным первое время не выдавали, и среди них
начался повальный голодный мор. Люди от голода опухали, раздувались
и умирали. Тётя Зина вспоминает, что чаще всего умирали в туалетах.
(Болезнь, развивающаяся от голода, в медицине называется
«алиментарной дистрофией», и сопровождается сильным изнуряющим
поносом). Первым опух дед Василий. Вот тут-то и полетели в Смольгов
его просьбы помощи. Надо было спасать детей…
Наверное, к этому периоду относится ещё одно из редких
воспоминаний моего отца о своём детстве. Вместе с другими детьми
ссыльных, такими же голодными, он лазил по окрестным помойкам в
поисках выброшенных объедков. Большой удачей считалось найти
селёдочную голову – её можно было долго обсасывать. В этом месте
рассказа он всегда начинал плакать, больше ничего не говоря. Голод,
испытанный папой в детстве, на всю жизнь остался у него в
подсознании. Еда у отца всегда начиналась с хорошего куска сальца –
без него, дающего ощущение полной, тяжёлой сытости, он никогда не
чувствовал себя досыта наевшимся.
Родня отозвалась: из Смольгова на Урал пошли посылки с
сухарями и сушёной картошкой. В 1932 году приехал на Урал, чтобы
забрать младших детей в Смольгов, Ипполит Банифатьевич Масаковский
(муж сестры Василия Марыли Михаловской, в просторечии «Имполитихи»).
Однако, когда он привёз Зину и Липу в Смольгов, Имполитиха к себе в
семью их не взяла (своих трое!), а уговорила семью родного брата
своего мужа, Ивана Банифатьевича и Катерину (родную сестру Елены)
Масаковских забрать девочек к себе, обещая регулярную материальную
поддержку со стороны «михаловской» родни.
Семейный детский дом
Пока не могу восстановить, в каком порядке появлялись в
семье Катерины и Ивана Банифатьевича Масаковских племянники и
племянницы, но к концу 1932 года у них жили:
Зина – 8-ми лет и Липа – 5-ти лет – дочери «ссыльных»
Михаловских;
Нина – 10-ти лет, Костя – 5-ти лет и Толик - 3-х лет –
осиротевшие дети «раскулаченных» Тамковичей.
В 1939 году к ним добавилась Рема Серединская – 3-х
лет. Дочку временно оставила в семье родной сестры поехавшая на Урал
после ареста мужа Ольга Серединская (Масаковская), младшая сестра.
Кроме того, было двое своих детей: одиннадцатилетний Коля и
восьмилетняя Маня - всего восемь детских душ.
Девочек Михаловских родители забрали обратно на Урал в
1937 году (прожили в семье родственников 5 лет). Тамковичей забирать
было некому – мать умерла, отца арестовали - росли в семье Ивана и
Катерины, пока не повзрослели и не «вылетели из гнезда». Рема, по
моим неуточнённым предположениям, жила у Масаковских до самого
окончания войны - 1945 года (6 лет).
В детской памяти Зины отпечатались некоторые эпизоды
этой жизни.
Вот все восемь детишек спят вместе, поперёк двух
составленных кроватей. Первым из этой гурьбы отделили на отдельную
кровать подросшего Колю.
Вот маленькая Рема, ползая по полу, находит чугунок сваренной
поросятам картошки и наедается «до отвала».
Простая еда была, а вот с одеждой, и особенно с обувью
были проблемы. Не знаю, получала ли семья обещанную «Имполитихой»
помощь от смольговских Михаловских, но от родителей Зины и Липы с
Урала иногда приходили посылки. Причём, присланная родителями обувь,
быстро подраставшей Зине была, что очень обидно, всё время мала и
доставалась другим детям.
Вот везут детей зимой на санях в школу, в соседнюю
деревню Юрковичи, а следом за санями бежит Зина, чтобы согреться –
на ногах ведь только тапки, присланные родителями ботинки опять
малы.
Иван Банифатьевич ни разу ни на кого из детей не
повысил голоса. Но у Катерины характер был прямой и резкий: кто
попал под горячую руку, тому доставалось за провинности немедленно,
без лишних разбирательств – кто прав, а кто виноват.
Конечно, трудно забыть незаслуженные обиды и чувство
голода, трудно не видеть, как тётя невольно даёт поблажку своим
собственным детям. Но каковы бы ни были причины, заставившие
Катерину взять в свою семью в непростое время, на несколько лет,
практически всех (кроме Володи Михаловского) своих племянников и
племянниц - поступок её, кроме как материнским подвигом, не
назовёшь.
Катерина Яковлевна пережила своего мужа на 37 лет,
последние годы доживала в семье своего сына Николая. Умерла в 1989
году, на 89 году жизни, похоронена в Любани. В душе горькое
сожаление: начни я свои «изыскания» немного раньше, могла бы с ней
познакомиться лично и послушать рассказы об этих событиях «из первых
уст».
Дальнейшие судьбы Михаловских
К 1937 году жизнь за Уралом материально улучшилась:
развернулось строительство бараков для ссыльных семей, в одном из
которых получила отдельную комнату и семья Михаловских. Появились
отдельные комнаты – понадобилась мебель, вот тут - то и пригодились
столярные навыки Василия. Даже местное начальство стало заказывать у
него мебель. В семье завелась какая-то копейка, на столе наконец-то
появилась нормальная по тем временам еда.
Примерно к этому времени относится сохранившаяся
фотография, где запечатлены Василий и Елена - в компании, в гостях,
во время застолья. Сразу бросается в глаза, что для фотосъёмки на
передний план были выставлены горой все бывшие на столе тарелки с
едой - предмет тогдашней гордости хозяев. А вот бутылка со спиртным
стоит одна-единственная на пятнадцать человек - наверное, выпивка
была тогда делом непрестижным..
 Василий
Иосифович в первом ряду первый слева, Елена
Яковлевна – во втором ряду третья слева.
Вскоре семью настигла новая беда – у бабушки Лены
появились признаки открытой формы туберкулёза.
В 1937 году Зина и Липа вернулись из Смольгова на
Урал к родителям. Зина пошла в седьмой класс, Липу почему-то
определили повторно проходить курс четвёртого. Девочки ранее учились
на белорусской мове, и перейти сразу на русский им было сложно. Их «белорусизмы»
вызывали громкие насмешки детей в классе. Тётя Зина вспоминает, что
только директор школы, сам родом из Беларуси, относился с
пониманием: «Ладно, отвечай по-белорусски, я всё пойму».
В 1939 году окончил школу «с отличием» Володя, послал
документы в Ленинградский кораблестроительный институт. Почему
именно в кораблестроительный? Папа и моря-то до Сахалина не видал,
плавать почти не умел. Но тут вспоминаю его рассказ о чтении запоем
книги «Дети капитана Гранта»: видимо навсегда отложились в его
сознании детские восторги перед морской романтикой.
Надо сказать, что на зависть теперешним
абитуриентам, приёмных экзаменов в институты тогда не было. Для
поступления нужен был просто аттестат о среднем образовании и
собственное желание (а аттестат-то был «с отличием»!). Документы
были приняты, отец получил уведомление о зачислении, А через
некоторое время документы пришли по почте обратно – детей ссыльных в
престижные институты не принимали. Попытался отец послать документы
ещё в какой-то машиностроительный институт – тот же результат. И
только в Свердловском медицинском, с некоторым опозданием, уже после
начала учебного года, его приняли.
Помню свой вопрос, заданный тёте Зине – как же
узнавали, по каким документам, что они – дети ссыльных? Оказывается,
в паспорте, в графе «На основании чего выдан паспорт» писали номер
статьи, по которой были осуждены родители. Поэтому каждый из детей
Михайловских в нужное время «потерял» свой паспорт, и, «по
договорённости» с паспортисткой, получил взамен новый, уже без
указания этой страшной статьи. Возможно, к этому периоду относится и
изменение фамилии «Михаловские» на «Михайловские».
В 1939-м в шахтпосёлок приезжает из Смольгова
беременная Ольга, родная сестра бабушки Елены. Поселяется, на первое
время, в комнате у Михаловских, рожает через некоторое время
мальчика, устраивается на работу бухгалтером в столовую. Мальчик
прожил около года и однажды, ползая по полу, загнал себе в попку «стремку»,
в результате: воспаление, заражение крови, смерть.
Как часто одна-единственная фраза, сказанная человеком,
характеризует его лучше, чем долгий рассказ о нём! Вернувшийся из
заключения в 1941-м муж Ольги Иосиф не осудил жену, а пожалел о
смерти мальчика: «Жалко, был бы у нас ещё и сын!». До окончания
оккупации Беларуси Ольга и Иосиф жили на Урале. Иосифу, как мужчине
призывного возраста, несколько раз приходили повестки, но каждый
визит в военкомат заканчивался ничем: «врага народа» на фронт не
брали.
Переживаемые трудности отрицательно сказались на психическом
здоровье больной туберкулёзом Елены: стала заговариваться,
испытывать приступы беспричинного страха. Мозг Елены просто не
выдержал нечеловеческих условий жизни.
К 1941-му году ей стало совсем плохо, Василию пришлось
положить её в психбольницу. Навсегда отпечатался в сознании Зины
эпизод посещения матери в больнице – кадр из фильма ужасов, по
современным понятиям. Был страшный голод, на обед больным давали
миску какой-то баланды и кусочек хлеба. Хлеб этот все тотчас прятали
за пазуху больничного халата, чтобы не стащил сосед по столу, и ели
из-за пазухи, отщипывая маленькими крошками. Мать сказала, что ей
очень хочется лука. Пошли на базар, купили луковицу. Пока она её
чистила, больные подбирали шелуху и тут же съедали. Страшно
представить, чем же их лечили в таких жутких условиях, но Елене
после больницы стало лучше. Правда, ненадолго.
Нагрянули очередные гости – беженцы от немцев, с
Украины – Наташа (какая-то родственница, увы, я не запомнила, кем
она приходилась) с детьми, поселились опять в общей безразмерной
комнате в бараке. От обилия народа состояние Елены опять ухудшилось,
и Зине стало уже не до ученья – приходилось часами успокаивать мать,
одолеваемую частыми приступами беспричинного жуткого страха.
Приезжавший на каникулы из Свердловска студент
мединститута Володя, получивший уже понятие об асептике и
антисептиках, с ужасом смотрел, как мать, больная открытой формой
туберкулёза, кашляет и сплёвывает мокроту направо и налево.
Как-то в этих нечеловеческих условиях Зина в 1941 году
всё же заканчивает школу. Елене становится совсем плохо, и вопрос о
продолжении учёбы Зины даже не стоит – нужно постоянно ухаживать за
матерью. Василий, чтобы содержать семью, в которой деньги
зарабатывал только он один, мотается по окрестностям в поисках
приработка.
Перед смертью бабушка Лена попросила принести ей свежий
огурец. А надо сказать, что в трудпосёлке были обслуживаемые
ссыльными теплицы, однако свежих овощей бывшие кулаки, конечно же,
никогда не ели. И вот ночью, выполняя последнее желание матери,
дрожа от страха, Зина пошла воровать этот огурец…
В 1943 году моя бабушка Елена умерла. Было ей всего 45 лет.
Похоронили её на кладбище возле трудпосёлка, которое в скором
времени власти сравняли с землёй.
Зина в 1944 году поступила учиться: сначала в институт
в Алма-Ате, где продержалась только пару месяцев (голодала, есть
было нечего), затем в Львовский торгово-экономический институт.
После окончания института в 1949 году получила специальность
экономиста, вернулась на родину. Жила и работала в Минске. Вышла
замуж в 1955 году за Стежко Александра Ивановича. Родила дочь
Наталью и сына Анатолия. Умерла в 2008 году. Похоронена на
Кальварийском кладбище в Минске.
Володя в 1943 году, сразу же после окончания
Свердловского медицинского института был мобилизован на фронт, в
действующую армию. После окончания войны два года отслужил в
Берлине. Вернулся в 1947 году в Свердловск, где женился на моей
матери – Евдокии Фёдоровне Черкасовой. Будучи офицером Советской
Армии, получил назначение на новое место службы – в/ч около города
Корсаков, в только что отвоеванной у Японии южной части острова
Сахалин. В конце 1949 года был направлен служить на родину – в
Поставы. После окончания службы работал врачом в Чаусах Могилёвской
области и в Могилёве. Умер и похоронен в г.Могилёве в 1993 году.
Лима закончила школу в 1943 году и поступила учиться в
сельскохозяйственный институт. После окончания института вернулась
на родину, в Беларусь дипломированным агрономом. Построила
собственный дом в Старых Дорогах. Вышла замуж в 1959 году за Комяка
Николая Ефимовича. Родила сына Анатолия и дочь Наталью. Умерла в
1992 году. Похоронена на кладбище в Старых Дорогах.
После отъезда дочерей Василий (примерно в 1947 году) тоже
возвратился на родину. Жил некоторое время в доме младшей дочери в
Старых Дорогах. Потом, чтобы не быть в тягость молодой семье,
женился – «пошёл в примы» к одинокой женщине. Видимо, дети не
восприняли второй брак отца (ему уже было почти шестьдесят) всерьёз.
Лима с новоявленной «мачехой» не общалась. Имени и фамилии её никто
не запомнил. Но сама эта женщина к своему позднему браку отнеслась
очень серьёзно – завещала похоронить её рядом с мужем. Пережила она
его почти на тридцать лет. Родственники её волю исполнили – теперь в
ограде дедушкиной могилы на Стародорожском кладбище есть ещё одна
безымянная могилка с крестом.
Умер дед Василий от сердечного приступа в минской
больнице в 1959 году.
При написании статьи автором были использованы:
1. Дела №№ 70, 71, 77, 102, 112, 113 описи 2 фонда №17 «Исполком
Любанского райсовета РК
и КД» (Минский областной архив)
2. Материалы сайта BELARUS.BY
3. Материалы сайта lists.memo.ru
Михайловская С.В.
Минск, 2009 г.
Да зместу |
|
