КОЛЯДНЫЕ ПОВЕЧОРКИ
Вечернее собрание девиц во время рождественских святок, оканчивающееся с рассветом (П.М. Шпілеўскі)

     Начиная со второго дня рождественских святок до Крещения, а в некоторых местах и до великого поста устраиваются в Белоруссии в домах зажиточных хозяев, и в особенности у которых много взрослых дочерей, так называемые колядные повечорки.
     Накануне дня, предназначенного для повечорок, дочь хозяина отправляется к подругам и приглашает их на посиделки, хотя могут приходить и неприглашенные девицы. Ни одни повечорки не обходятся без холостых парней: их, конечно, не приглашают, но они сами прокрадываются туда тайком от своих родных и особенно от отцов; их влечет зазнобушка сердца... Конечно, парней — буянов и дерунов (охотников до драки) не принимают на повечорки.
     У каждого зажиточного домохозяина бывают по две и даже по три комнаты, поэтому для повечорок избирается особая комната, чтобы не беспокоить стариков-отцов, у которых на этот раз бывают своего рода собрания, состоящие из благочестивых разговоров и рассуждений о хозяйственных делах. Комната белорусского поселянина стоит описания. На стенах развешаны утиральники, а на них венки из цветов, ржи и пшеницы.
     На покути под иконою стоит дежа с тестом, на деже лежит печеный хлеб, прикрытый абрусом. Посреди комнаты возвышается длинный узкий стол, накрытый тоже абрусом и заставленный блинами, колбасами, гречневиками, пшенниками (каша из проса с примесью меда). Вокруг возле стола прикреплены широкие лавы. У дверей — цебер с водой, пол из битой, утоптанной глины, редко у кого из досок — усыпан ельником и аиром. Особенно интересно освещение комнаты. В Белоруссии простонародье не знает еще свечей: в обыкновенное время там жгут лучину. Но во время повечорок устраивается особенного рода очаг, употребляемый, впрочем, у некоторых и во всякое другое время. Из сделанного в потолке посреди отверстия вертикально спускается до половины комнаты так называемый лучник, нечто вроде трубы из липовых лубьев, чем ниже, тем шире. К оконечности этого лучника привешивается железная клетчатая решетка, на которой кладут древки, т. е. маленькие поленца, и постоянно расправляя их, производят большое пламя, освещающее всю хату.
     В четыре или в пять часов вечера собираются девицы в беленьких сорочках с широкими рукавами, застегнутыми у кисти рук шпонками (пуговицами), в корсетах, спадницах (верхних юбках), с повязанными на головах белыми холщовыми платочками. Каждая несет с собой прялку или перья домашних птиц, а в приполе (переднике) разные закуски: колбасы, сало, блины и проч. Большею частью входят по нескольку вместе и поют песни. Нацеловавшись вдоволь, размещаются по лавкам и, занимаясь каждая своею работой (кто пряжей кудели, кто общипыванием перьев),— по очереди рассказывают сказки о князьях-богатырях, о колдунах, привораживающих красных девиц, о целительной и живительной воде, о шапочке-невидимке и красавицах-княжнах. Когда натешатся сказками, предлагают одна другой загадки, потом поют, наконец — гадают. Звонкий девичий смех, свободная болтовня, шутливые прибаутки, громкий говор без спору поминутно раздаются в хате и при ярком, ослепительном освещении лучником, бросающем пламя на лица веселых, хохочущих девиц, делают повечорки белорусские будто волшебным, очаровательным зрелищем.
     Но вот появляются з новых белых свитках с красными поясами и в мегерках (особенного покроя шапки) пригожие хлопцы. Они с орехами, сушеными яблоками, с пивом, солодухою и даже лубками меду в карманах и в руках. На минуту все собрание смолкает, как будто никто не ждал парней. Неподдельная стыдливость и непорочность душ красавиц невольно вызывает на их и без того алых щеках яркий, как пламя, красный, как махровый мак, румянец. Тишина... Только где-нибудь вдали вылетает тяжкий вздох из груди оттого, что между вошедшими хлопцами нет ее милого, ненаглядного. Зато какая радость, какое веселье и торжество неописанное выражаются во взорах тех счастливых, к которым пришли их любые друзья.
     Хлопцы ставят на стол угощения и занимают места возле своих избранных. Будто нехотя и даже отнекиваясь для виду, избранные чуть-чуть передвигаются на своих местах, а все-таки усаживают возле себя хлопцев. Тут уже сцена меняется. Образуются две партии. Одна — девушки без любых, другая — это девушки с пригожими хлопцами. Первая поет песни, а вторая только слушает сказки и присказки... Вот одна партия запела веселую песню, временами перерываемую смехом. Кузьма рассказывает своей Просе сказку про серого волка, про чародея, который сгубил одного парня за то, что его полюбила девушка, на которой он сам хотел жениться. От сказки про волка Кузьма переходит к рассказу о себе и начинает твердить Просе, как умеет, о своей любви к ней. Смолкли певицы, переглянулись... «Запойте, красочки, зязюльки, запойте еще!» — раздаются голоса. Девушки поют опять, опять хохочут, продолжают начатые разговоры, шепчутся со своими любыми. Кузьма боязливо взглянул на свою Аросю, Прося — на него. Глаза их горели сильнее пламени очага, руки скрестились. Голова Проси упала на плечо Кузьмы, из-под головного платка рассыпалась русая косица. Кузьма вздохнул: «Прося, вердцанька мае! Красачка мая. Я цябе люблю, прападаю па табе. Дарма, што нашы бацькі не ў ладу. Просечка, ці любіш ты мяне, прыгажунька, руса касіца мая?» — «Люблю, Кузёмка! Люблю, і ні за кога болып не пайду!» — отвечает Прося. Она так взглянула на Кузьму, как будто хотела отдать ему всю свою душу...
     Хлопцы потчуют любых принесенными лакомствами, при этом не забывают угостить тех, к которым не пришли их парни или которые не имеют еще любых. При потчевании соблюдается самая смешная церемония: за каждым глотком пива или меда непременно десять раз упрашивают каждую девицу, и каждая девица десять раз откажется, а за одиннадцатым немножко выпьет. То же самое бывает и при угощении блинами, колбасами и прочими кушаньями: постоянные отговорки и постоянные принуканья, просьбы. То и дело слышно: «Да нужбо, Насцюха! А нужтка, Гапуля, не саромейся!» Тот, кто больше и лучше умеет просить, пользуется всеобщим уважением. Его расхваливают перед родными, принимают на всех игрищах, плясках и хороводах.
     Потом опять поют, опять веселятся, гадают, заливаются звонким, веселым смехом. Иногда, как бы желая развеселить какую-нибудь скучающую по своему парню девицу, ловкий хлопец с противоположного конца хаты обратится к ней со следующими словами: «Параска! А ну от адгадай загадку: поўна хата людзей, ні акна, ні дзвярэй?» Бедная Параска мучается, ломает голову, а тут из другого угла кто-нибудь крикнет: «Гарбуз!» Параска покраснела, многие рассмеялись. А иногда хором закричат: гадать, гадать! И вот в одну минуту группируются посреди хаты вокруг лучника девки-девицы, хлопцы становятся на цыпочки, стараясь стать один выше другого и увидеть, что там делают девицы. А девицы жгут на лучнике клочки кудели (пряжи) и, судя по тому, куда полетит зола, — вверх, в трубу или осядет на железной решетке, — заключают об исполнении своих желаний, о выходе замуж в этом году.
     Не позже десяти, а очень редко одиннадцати часов компания уменьшается: хлопцы, делать нечего, хоть и нехотя, убираются восвояси, а девушки, распростившись с ними, ложатся впокать, все вместе, в один ряд, на полу, устланном сеном. Легли они спать, но не спят долго-долго и перешептываются. Многие не могут опомниться от восторга, которому предавались они несколько минут тому назад под влиянием искренних и целомудренных речей своих любимых, и глаза их долго-долго не могут сомкнуться... Мечты их слишком невинны и не простираются дальше счастья любви и замужества.
     Лучник гаснет, но не потухает. Затаившаяся где-нибудь в пепле маленькая головня тлеет и временами вспыхивает синеватым огнем. Но потом снова распространяется в комнате мрак. Мало-помалу все замирает и стихает... С появлением первой зари хлопцы-молодцы уже на ногах и с цепами в руках подходят к дому спящих девиц. Побудив их и пожелав им доброго утра, отправляются на гумно молотить рожь в снопах. А красавицы-девицы, протирая одной рукой глазки, очень сладко и приятно потягиваются. Наконец и они встают.
     Умывшись и Богу помолившись, принимаются опять за пряжу. Так проводят время до самого рассвета. Свет от лучника тускнеет при свете Божьем. Девицы собирают свои прялки, коробочки, узелки и расходятся по домам с радостью во взоре, с улыбкою. И опять поют дорогой, опять слышен звонкий их смех, опять раздается громкий говор их по всем улицам деревни...
                                                                                «Пантеон», 1853 г., № 4.

 

Да зместу